Светлана Письмиченко: «Бузову не знаю и знать не хочу»

Вы уроженка Казахстана, как давно ваши предки жили в тех краях?

У меня и сейчас там родственников много. Мои мама и папа в 1950-е годы, как все неравнодушные комсомольцы и граждане прекрасной советской страны, поехали на целину. Там и познакомились, нашли друг друга. Папа приехал из Киева по комсомольской линии, а мама — смоленская, училась в Алма-Ате на киномеханика. И кстати, оба занимались самодеятельностью.

Следили за январскими событиями в Казахстане?

Мои родственники были очень перепуганы. Двоюродная сестра говорила: было очень страшно — били людей, не разбирая что к чему... Эта пена — очень опасная пена. Начинается всё благими намерениями, мы все хотим жить лучше, а потом включаются совершенно другие силы. Сестра сказала, что сразу вспомнила развал СССР, после которого русских отовсюду гнали, избивали, насиловали. Мне тоже было очень тревожно.

Когда случается важное, знаковое событие в жизни страны, я часто ловлю себя на мысли — а что бы сказал на это Егор Летов или Балабанов? Люди, творчество которых я безмерно люблю, но которых уже нет. У вас такое бывает?

Алексей — всё-таки немножко и дитя XXI века тоже, хотя мы все родом из Советского Союза. Уверена, сегодня Лёша был бы так же патриотично настроен, что он и делал своим творчеством всё время.

Кстати, в последние годы он работал над сценарием фильма о жизни молодого Сталина. Вам он там предлагал сниматься?

Нет, это мы с ним не обсуждали.

Недавно спектакль про юность Сталина — «Чудесный грузин» — был поставлен во МХАТе. С Ольгой Бузовой в одной из ролей...

Я про Бузову, честно говоря, не знаю и знать не хочу. Этот эксперимент закончился уже. Называется — «любой ценой». Я только что вернулась из Москвы, была на спектакле «Египетская марка» в театре Фоменко. Уникальный поэтический спектакль высокого, профессионального уровня. Считаю, есть вещи непозволительные: аббревиатура МХАТ несёт в себе огромный пласт высококультурных людей, которые умирали за искусство, за творчество — это была их религия. Превращать это в шоу — не уважать себя, своего зрителя, опускать всю свою историю. Дух театра — это очень высокая подача, вот у Петра Наумовича Фоменко спектакль не может быть дурным, тривиальным, пошлым.

Получается, сейчас вообще время дилетантов, любителей? Блогеры подменяют журналистов, шоумены — актёров...

Да, у нас есть много молодых ребят, которые окончили актёрские курсы — и стали режиссёрами! Сейчас уже снимают кино. Но когда драматический актёр идёт снимать кино, он всё-таки похожим делом занимается, а певицы на подмостках драматического театра — это непростительно. Надо нам всем держать оборону. Бойкотировать.

Вы работали с Балабановым на трёх картинах: в 1994, 1997 и 2008 годах...

У меня ещё был эпизод в «Мне не больно» с Ренатой Литвиновой, но он в фильм не вошёл. Большая сцена с главным героем, целый съёмочный день. Лёша сказал, что я там получилась очень красивая — и ему это не понравилось. Вырезал, хотя на премьеру пригласил.

Что за эти годы изменилось в Алексее Октябриновиче, а что осталось прежним?

Девяностые — это «Кинотавр», это Московский кинофестиваль. Мы много болтали, и пили, и пели. А спустя 10-15 лет изменился возраст, здоровье у Лёши стало похуже. На «Морфии» я думала, что, может, он неважно выглядит из-за булгаковского материала. Он всё время говорил о смерти — мол, скоро умру. Это был уже человек уходящий... Что на него так повлияло? — Смерть Бодрова, несколько автоаварий, гибель актрисы его незаконченного фильма «Река». И потом, многие великие предчувствовали свой короткий век.

А это правда, что главный герой «Брата» был назван в честь вашего сына?

Он же все характеры сам придумывал, обогащал своими вещами. Видите, и Свету назвал Светой. Он мне после «Замка» говорил: «Я пишу сценарий на тебя, ты знай об этом!» А я тогда даже не понимала, что это единичные случаи, когда режиссёр пишет сценарий для конкретной актрисы. В мировой истории мы можем такое пересчитать по пальцам. И вот я пришла с сыном на пробы на «Ленфильм», Данька бегал маленький. Алексей спрашивает: «Как зовут-то?». Я говорю: «Данила». И ему имя понравилось. Возможно, это знакомство повлияло на выбор имени героя — Данила Багров.

Что вам сложнее всего было сыграть в «Брате»?

Сцену после изнасилования. Я даже выпить попросила. Не хотелось играть трагедию, нужно было какую-то меру отстранения сделать и при всём этом не впадать в сопли.

И с какого дубля сняли?

А мы не могли себе позволить много дублей, их всегда было два-три. Это была плёнка живая, она дорогая. Лёша злился только когда видел, что артистка подкрашивается, он не любил грим. Но как это, артистке — и не покрасить глаза?.. Только когда мы уже в Москве снимали сцену концерта, я сказала, что Света здесь должна быть накрашена — потому что она старше его. Прямо тени сделать. Кстати, на самом деле это был концерт «Чижа» в «Горбушке» (ДК имени С.П. Горбунова — Д.В.): Лёша ничего не успевал, в Питере концертов не было — поехали в Москву, а потом перемонтировали. Помню, долго ждали, пока заполнится зал — концерт был настоящий. Было не пройти, и мы с Серёжей прямо со сцены туда прыгнули. Выпрыгнуть было уже сложнее.

Финал, когда ваша героиня остаётся с бьющим её мужем, — это такой намёк на «сильную руку», нужную России? В конце 1990-х часто говорили, что стране необходимы «ежовые рукавицы».

Лёша об этом не думал совсем, там нет политической подоплёки. Он просто знал, что женщины всегда уходят к слабым! Вот у тебя есть муж, который тебя бьёт. Ну такой-сякой, зато понятный. А у другого человека — криминал за спиной, убийства, стрельба. В экшене они должны были бы сбежать вместе, но тут — Питер, коммунальная квартира, женщина, которая любит гулять через мосты... Она никуда не уедет из своего города. А что касается власти — Лёше всегда были интереснее человеческие взаимоотношения: любовь, предательство, верность. А не политика и интрижки.

Балабанов — это мужское кино?

Конечно. Абсолютно мужское, потому что он всегда знал, что делает. Сейчас приходишь на площадку, у режиссёра глазки бегают: «Давай вот так, а может, лучше так?..» А Лёша бился за каждую свою букву, которая у него прописана в сценарии. Я иногда не понимала, а на самом деле за этими простыми, немногословными, не сильно интеллектуальными текстами была точность характеров. И его точное представление о том, что он хочет в результате.

«Замок» по Кафке снимали в Выборге, бываете там сейчас? А какие ваши любимые места в Петербурге?

Когда меня на фестивали в Выборг приглашают, я туда езжу. Замечательный город — харизматичный такой, совсем не русский, не советский. А у нас я очень люблю Фонтанку, да и вообще старый город — Итальянскую улицу, набережные Невы, Крюков канал...

Многих мест из «Брата» больше нет: скажем, за «Прибалтийской» намыли целые гектары новых территорий. Не скучаете по прежнему Петербургу девяностых?

Кстати, мы недавно на этом намыве тоже снимали кино с Игорем Волошиным. Там странно, как на Луне — песок, будто другая планета. Но я не скучаю по тому времени — в девяностые город был пронзительно трагичный, как будто выхолощенный. То время было радостным, потому что у нас рождались дети, мы ходили друг к другу в гости — на Рубинштейна тогда жили и Юра Гальцев, и Семён Стругачёв... Вечеринки мы делали вскладчину. Вот этого не хватает. Но помню, как я приехала из роддома, и мне девчонки притащили кочан капусты и картошку. О детском питании даже речи не шло — я потом куда-то бегала, были очереди бесконечные... А когда моя мама гуляла с коляской по Рубинштейна, там как раз убили Маневича. Вот это был натурализм!

Будь вы губернатором, что бы сделали в городе в первую очередь?

Я вычистила бы все дворы. Только что вернулась из Москвы — Москва чистая. Почему у нас не так? Мы с господином Бегловым даже лично почти знакомы, и я не понимаю, на какой фазе там произошёл сбой программы... Во дворах пахнет общественными туалетами — например, на Васильевском острове, где моя детская театральная студия «Оперение». На 6-й линии, в двух шагах от метро. В Москве такого безобразия нет.

Не хотите пойти в политику?

Ой, там я, конечно, наломаю дров. Я горячий человек, и у меня нет политической тактики. Но я бы хотела многое изменить — в здравоохранении, например.

Трамвай водить умеете, а водите ли автомобиль?

Машину вожу, у меня уже третья.

Петербург сейчас удобнее для водителей или пешеходов?

Ни для тех, ни для других (смеётся). Машины убивают город, но без них я уже не представляю свою жизнь. Говорят, человек, который садится за руль, сразу становится на сторону водителей. Я — нет. Вообще весь центр сделала бы пешеходным: Рубинштейна, Большую Московскую, Разъезжую. Кроме Невского разве что.

Ваша любимая роль?

Малыш в «Малыше и Карлсоне». А из кино — у меня последняя была роль интересная, у Снежкина-младшего в фильме «Печень» смешная роль матери. И, конечно, я люблю все лёшины фильмы. У него — «Замок», наверное.

О какой роли мечтаете?

О хорошей драматической истории. Уже была такая короткометражка у Наташи Кончаловской — фильм «Весна». Про женщину, у которой взрослый сын. Мне сейчас интересен мой возраст.

О какой роли уже и не мечтаете?

Такого нет. Как говорит Юрий Николаевич Бутусов, в театре возможно всё. Да и в кино, наверное, тоже.

Если предложат переехать в Москву, согласитесь?

Москва — мой город по психофизике. Я же в солнечном краю выросла. Мне кажется, там больше солнца, больше воздуха, ритмы другие. Здесь немножко всё морок-морок и вдруг — белые ночи. Такой контраст! Но Москва мне всё больше нравится с годами. У нас много актрис живут на два города, почему нет? Я люблю так жить, я такая немножко таборная, у меня и бабушка была цыганка. Мне нравится движуха, хотя каждый человек должен иметь свой дом.

Самое юное поколение знает вас как голос Нюши из «Смешариков». В детстве любили мультфильмы?

Наверное, особо любителем и не была. А что там было — «Ну, погоди!» да что-то про хоккей... Потом, правда, появились всякие философские ёжики в тумане, но мы уже были большие и казалось, что это не наша тема. Как стала голосом Нюши? — Писала что-то детское для «Радио России», а ребята тогда только запускались. Видимо, спросили, есть ли голос смешной. Так всё и началось. Но сейчас это полностью мой персонаж, озвучиваю Нюшу до сих пор.

Что самое сложное в озвучивании мультяшного персонажа?

Ты пишешь с голоса, а самой анимации не видишь. Фактически её ещё и нет: тебе придумывают болванку; говорят, что нужно по характеру, а только потом всё это соединяют, вырисовывают и собирают. Тут уже всё от режиссёра зависит, в данном случае с ребятами у нас всё совпадает — и чувство юмора, и подача. Почему «Смешарики» интересны уже пятнадцать лет — потому что мы там не бебекаем, не сюсюкаем, всё происходит по-взрослому.

И как вам современная отечественная анимация — скажем, новые серии «Ну, погоди!»?

К сожалению, это всё какое-то подобие. У нас на «Смешариках» тоже сняли несколько полных метров, но мне кажется, там большой удачи не случилось. Сейчас у нашей большой мультипликации пока что нет своего лица, своего открытия. Мы всё под кого-то подстраиваемся — или под то, что уже было, или под Америку.

Кризис идей?

Кризис идей. И те, кто это делает, не понимают детей. Я играла очень много детских спектаклей и знаю, что с детьми надо серьёзно и по-взрослому обсуждать серьёзные вещи. Взрослому можно пустить пыль в глаза, а ребёнка не обманешь.

Театр, кино, анимация — если бы из этого можно было выбрать только что-нибудь одно, что бы вы выбрали? И почему?

Театр, конечно. Кино — это как сходить на свидание с другим мужчиной, а театр — семья, здесь вся жизнь, мои друзья, мои коллеги, мой мастер. Здесь всё рождается, это ежесекундное искусство. А кино, как говорил Лёша (Балабанов — Д.В.), «Тебя как снимут, это же на всю жизнь! Что тебе этот театр?» Он не любил театр, говорил «вы там все притворяетесь, разговариваете не своими голосами». Поэтому в последних картинах снимал вообще не артистов. Но на моих спектаклях бывал, даже с цветами приходил.

А из российских фильмов последних лет что вам нравится?

Сейчас потихонечку поднимают голову молодые ребята. Мне кажется, лет через десять это будет хорошее кино. Семён Серзеев, Игорь Волошин, Снежкин-младший. Нравятся фильмы Юрия Быкова и Андрона Кончаловского — и раннего, и позднего.

Ваши дети стали актёрами, пошли по вашим стопам?

Не пошли, но всё равно сейчас возвращаются к этому. Они так наелись маминых спектаклей! И сами в них играли. Я брала их с собой на гастроли, они здесь (в театре — Д.В.) выросли. В итоге один сейчас работает на съёмочной площадке звукооператором, второй занимается моушн-дизайном. Хотя актёрами не стали, а я советовала. Знаете, сейчас есть такие мамы, которые делают карьеру своим детям прямо с грудного возраста. Я вижу огромное количество мам, которые не работают, а занимаются только движухой своего ребёнка. Мне кажется, это абсолютно нездорово. У этих детей уже есть агенты... А родители пытаются воплотить в них какие-то свои комплексы. Но это не значит, что такое нужно ребёнку.