люди
Я БОЯЛАСЬ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДОМОЙ
Реальные истории женщин, которые вырвались из удушающего абьюза
По статистике, более 75% пострадавших от домашнего насилия — женщины. Почти 40% убийств женщин совершают их партнеры-мужчины. Однако эти ужасающие цифры до сих пор не сдвинули с мертвой точки хромающий на обе ноги «закон о домашнем насилии». Более половины заявлений в полиции бесследно «исчезают». Но спасти женщину могут не только люди в форме. В городе без передышки работают кризисные центры и горячие линии.
Не дремлют и активисты. На днях выпускники МГЮА (Московского государственного университета им. О.Е. Кутафина) принесли депутату Оксане Пушкиной свои идеи для законопроекта о сексуальном насилии. В документе прописали: что такое сексуальное домогательство, куда идти и с какими доказательствами. Встретили инициативу настороженно.
О том, почему в нашем обществе так тяжело продвигаются законопроекты и другие инициативы против любой формы насилия, рассказала Екатерина Тягай — руководитель практики Особых поручений коллегии адвокатов Pen & Paper, основательница и экс-заведующая кафедры семейного права МГЮА:
О том, почему в нашем обществе так тяжело продвигаются законопроекты и другие инициативы против любой формы насилия, рассказала Екатерина Тягай — руководитель практики Особых поручений коллегии адвокатов Pen & Paper, основательница и экс-заведующая кафедры семейного права МГЮА:
У этого есть два уровня восприятия. Первый — это общесоциальный, когда, принимая какие-то проекты, направленные на борьбу с проблемой, государство вынуждено признать, что эта проблема существует. А чисто геополитически Россия давно и последовательно отказывается признавать существование проблемы насилия в принципе. Это связано и с тем, что Россия, как одна из стран-членов Совета Европы, не подписала Стамбульскую конвенцию. Россия и Азербайджан. И всякий раз, когда международные сообщества задают нам вопросы, мы отвечаем, мол, у нас проблема насилия не стоит так остро, и нам хватает того внутреннего регулирования, который есть. Разумеется, это неправда. Есть несколько решений ЕСПЧ по делам, связанным с семейно-бытовым насилием в России, которые мы, к сожалению, не исполняем.
Второй уровень — субкультурный. В нас, к сожалению, очень глубоко сидит неуважение к чужим границам. Не только к чужим, но и к своим, потому что мы много-много поколений воспитывались в среде, где родители и самый близкий круг людей считали правильным максимально откровенно и, не выбирая выражений, демонстрировать эту самую близость. Например, думая, что радикальные формы воспитания — это некое проявление любви и защиты. На самом деле, это не так.
Очень тяжело защищать жертв, потому что легальных инструментов для этого нет. Например, я защищала студентку Дарью Варакину, у которой был громкий публичный спор с профессором МГУ. Нам удалось отстоять Дашину честь, но это было безумно тяжело, потому что тебе приходится придумывать очень сложные правовые схемы для того, чтобы найти инструменты защиты права.
Второй уровень — субкультурный. В нас, к сожалению, очень глубоко сидит неуважение к чужим границам. Не только к чужим, но и к своим, потому что мы много-много поколений воспитывались в среде, где родители и самый близкий круг людей считали правильным максимально откровенно и, не выбирая выражений, демонстрировать эту самую близость. Например, думая, что радикальные формы воспитания — это некое проявление любви и защиты. На самом деле, это не так.
Очень тяжело защищать жертв, потому что легальных инструментов для этого нет. Например, я защищала студентку Дарью Варакину, у которой был громкий публичный спор с профессором МГУ. Нам удалось отстоять Дашину честь, но это было безумно тяжело, потому что тебе приходится придумывать очень сложные правовые схемы для того, чтобы найти инструменты защиты права.
По поводу законопроектов против любой формы насилия высказалась Залина Маршенкулова — журналистка, создательница Телеграм-канала «Женская власть»:
Все эти подвижки с законопроектами важны. Важны настолько, что мы лишаемся жизней. Женщин убивают. Полиция ничего не может сделать по факту. Вот женщина пишет заявление и говорит, что муж или бывший муж ее избивает, не даёт жить. Но полиция ничего кроме «когда убьют тогда и приходите» не может сказать. Ну вот их и убивают. Каждый день видим это в новостях: бывший муж пришёл на работу к бывшей жене и убил ее. А «закон о домашнем насилии» давал бы возможность выписывать запрет приближаться к бывшей/настоящей жене. Хотя бы.
Фотограф Лара Арбатская
Я решила, что буду себя защищать
С Татьяной я встретилась в заснеженной Гатчине. Она обратилась в петербургский Кризисный Центр для Женщин ИНГО пять лет назад. Мы скрылись от ветра в небольшом кафе, и Татьяна рассказала про свой долгий путь восстановления.
Все это закручивается постепенно. Сначала в отношениях все хорошо, но очень важно улавливать некие «маячки». Например, если на второй день знакомства тебе признаются в любви и зовут в ЗАГС, нужно задуматься. Нельзя игнорировать настойчивые звонки и неуемный контроль. Например, мужчина может поджидать возле дома или учебы, когда ты не готова с ним встретиться. До свадьбы могут звучать нравоучения по поводу одежды, хобби, друзей. Сначала кажется, что мужчина просто очень заботливый. Вот он сто раз на дню позвонил, значит я его зацепила. На самом деле, ты постепенно теряешь себя.
В моем случае катализатором был еще и алкоголь. Первый страшный эпизод произошел спустя 5 месяцев после рождения ребенка. Была какая-то бытовая ссора, он очень агрессивно пошел на меня, схватил и повалил на кровать. Помню эти бешеные глаза. Я была с маленьким ребенком на руках. Мне было очень страшно. Муж тоже испугался. Но не того, что сделал мне плохо, а того, что я вызову полицию. Тогда он сказал: «Что, мы… сами не сможем решить?»
Я была в шоке, но подумала, что это я виновата, что-то резкое сказала, нужно это исправить, как-то пересмотреть отношение. С этого момента меня и начало засасывать в эти нездоровые отношения. Абьюзеры чаще всего трусливые и неуверенные в себе. Они пытаются навязать женщине, что она ненормальная, что с ней что-то не так. Женщина правда начинает верить в то, что она истеричка, плохая жена и мать. «Не так сказала», «Не то сделала». Это медленный путь к дурдому.
Через четыре месяца все повторилось. Постоянные оскорбления, упреки, принижение творческих способностей, угрозы «Хочешь я подам в органы опеки?», контроль, запирание в комнатах сильно ударили по здоровью. У меня были панические атаки, я постоянно болела — мне ставили хроническую ангину. Думаю, это была своего рода психосоматика — я не могла выговориться, у меня не было свободы слова.
Делиться таким тяжело. Я рассказывала близким: кто-то держал нейтралитет, потому что это непростая тема, особенно для тех, кто с насилием не сталкивался, кто-то спрашивал: «А что ты сделала не так?». Матери пыталась говорить, но она не хотела принимать, не верила: «Он же хороший парень, это ты эмоциональная». Чаще всего абьюзеры — очень примерные коллеги и друзья. Но это всего лишь оболочка. Когда закрывается дверь, мужчина превращается в неадекватного монстра.
Я осталась без поддержки, но поняла, что нужно действовать. На интуитивном уровне ввела в поиске телефоны доверия. Есть же инстинкт самосохранения, когда ты понимаешь, что не хочешь умереть в 27 лет из-за неверного движения или слова. До этого я вообще не знала, что такое абьюз, токсичные отношения, личная терапия. Но я поняла, что теряю себя, не живу свою жизнь. Я сказала «стоп» и начала выходить. Главная ошибка женщины — это мысли: «Он изменится». Такого не будет, только если человек сам этого захочет. Женщина не должна быть спасателем. Она должна строить свою жизнь так, как хочется ей.
Я начала с телефона доверия, а потом стала ездить в центр на встречи с психологом. Во время терапии началась колоссальная трансформация. Стал меняться круг общения, появились люди, которые поддерживали меня. Я начала заниматься собой. ИНГО помогли мне в трудный период, в день развода я приехала к ним, у меня случилась паническая атака, мне вызывали скорую. Они оказали колоссальную поддержку. Важно, что все кризисные психологи работают именно с тематикой насилия.
В это же время я обращалась в полицию. Сначала они просто смеялись: «Вы не шутите? Вы правду говорите? У вас же нет явных повреждений. Вас же не бьют, переживете как-нибудь ночь?» Но я не сдавалась, звонила, писала заявления. Я решила, что буду себя защищать. Здесь важно поверить в себя, в свое счастливое будущее.
Я бы пожелала себе из прошлого — не играться, не угрожать, а уходить сразу. Я считаю, что у каждого взрослого человека есть ответственность и выбор. Я в какой-то момент эту ответственность включила. Ты можешь жить или не жить. Это тоже твой выбор. Уходить — всегда непросто, но нужно взять себя в руки и строить свою жизнь.
Сейчас мне хорошо, я нахожу счастье в мелочах, занимаюсь любимым делом, творчеством. И у меня нет такой мысли, что все мужики козлы. Нет. Сколько есть недостойных, столько же есть достойных. Я больше не чувствую себя жертвой. Обычно мы живем будущим или барахтаемся в прошлом, а нужно жить настоящим. Мое настоящее — это спокойствие и эмоциональный покой. Я верю в то, что каждая женщина заслуживает такое настоящее.
В моем случае катализатором был еще и алкоголь. Первый страшный эпизод произошел спустя 5 месяцев после рождения ребенка. Была какая-то бытовая ссора, он очень агрессивно пошел на меня, схватил и повалил на кровать. Помню эти бешеные глаза. Я была с маленьким ребенком на руках. Мне было очень страшно. Муж тоже испугался. Но не того, что сделал мне плохо, а того, что я вызову полицию. Тогда он сказал: «Что, мы… сами не сможем решить?»
Я была в шоке, но подумала, что это я виновата, что-то резкое сказала, нужно это исправить, как-то пересмотреть отношение. С этого момента меня и начало засасывать в эти нездоровые отношения. Абьюзеры чаще всего трусливые и неуверенные в себе. Они пытаются навязать женщине, что она ненормальная, что с ней что-то не так. Женщина правда начинает верить в то, что она истеричка, плохая жена и мать. «Не так сказала», «Не то сделала». Это медленный путь к дурдому.
Через четыре месяца все повторилось. Постоянные оскорбления, упреки, принижение творческих способностей, угрозы «Хочешь я подам в органы опеки?», контроль, запирание в комнатах сильно ударили по здоровью. У меня были панические атаки, я постоянно болела — мне ставили хроническую ангину. Думаю, это была своего рода психосоматика — я не могла выговориться, у меня не было свободы слова.
Делиться таким тяжело. Я рассказывала близким: кто-то держал нейтралитет, потому что это непростая тема, особенно для тех, кто с насилием не сталкивался, кто-то спрашивал: «А что ты сделала не так?». Матери пыталась говорить, но она не хотела принимать, не верила: «Он же хороший парень, это ты эмоциональная». Чаще всего абьюзеры — очень примерные коллеги и друзья. Но это всего лишь оболочка. Когда закрывается дверь, мужчина превращается в неадекватного монстра.
Я осталась без поддержки, но поняла, что нужно действовать. На интуитивном уровне ввела в поиске телефоны доверия. Есть же инстинкт самосохранения, когда ты понимаешь, что не хочешь умереть в 27 лет из-за неверного движения или слова. До этого я вообще не знала, что такое абьюз, токсичные отношения, личная терапия. Но я поняла, что теряю себя, не живу свою жизнь. Я сказала «стоп» и начала выходить. Главная ошибка женщины — это мысли: «Он изменится». Такого не будет, только если человек сам этого захочет. Женщина не должна быть спасателем. Она должна строить свою жизнь так, как хочется ей.
Я начала с телефона доверия, а потом стала ездить в центр на встречи с психологом. Во время терапии началась колоссальная трансформация. Стал меняться круг общения, появились люди, которые поддерживали меня. Я начала заниматься собой. ИНГО помогли мне в трудный период, в день развода я приехала к ним, у меня случилась паническая атака, мне вызывали скорую. Они оказали колоссальную поддержку. Важно, что все кризисные психологи работают именно с тематикой насилия.
В это же время я обращалась в полицию. Сначала они просто смеялись: «Вы не шутите? Вы правду говорите? У вас же нет явных повреждений. Вас же не бьют, переживете как-нибудь ночь?» Но я не сдавалась, звонила, писала заявления. Я решила, что буду себя защищать. Здесь важно поверить в себя, в свое счастливое будущее.
Я бы пожелала себе из прошлого — не играться, не угрожать, а уходить сразу. Я считаю, что у каждого взрослого человека есть ответственность и выбор. Я в какой-то момент эту ответственность включила. Ты можешь жить или не жить. Это тоже твой выбор. Уходить — всегда непросто, но нужно взять себя в руки и строить свою жизнь.
Сейчас мне хорошо, я нахожу счастье в мелочах, занимаюсь любимым делом, творчеством. И у меня нет такой мысли, что все мужики козлы. Нет. Сколько есть недостойных, столько же есть достойных. Я больше не чувствую себя жертвой. Обычно мы живем будущим или барахтаемся в прошлом, а нужно жить настоящим. Мое настоящее — это спокойствие и эмоциональный покой. Я верю в то, что каждая женщина заслуживает такое настоящее.
Фотопроект Кристины Бахтиной «Тебя никто не будет любить сильнее, чем я»
Каким бывает насилие?
Стоит понимать, что помимо физического насилия существует еще несколько видов насилия:
психологическое
Одно из самых опасных. Женщина может выйти из кризисной ситуации, но установки, которые навязал ей абьюзер, могут долгие годы отравлять жизнь. Обычно избавиться от чувства вины, роли жертвы, заниженной самооценки, недоверия к мужчинам помогает только профессиональный психолог.
финансовое
Ограничение в деньгах и полный контроль. Обычно абьюзеры используют этот тип насилия, когда женщина сидит дома с ребенком и не может самостоятельно зарабатывать.
сексуальное
C жестким финансовым насилием столкнулась Анна, которая тоже обращалась в Кризисный Центр ИНГО за помощью:
В апреле этого года я позвонила в Центр, а в мае ушла от мужа. Абьюз начинался постепенно. Сначала звучали какие-то фразы, оскорбления. Если я просила о помощи, никакой реакции не было. Потом началось финансовое насилие — деньги выдавались только по требованию на самое необходимое, например, на продукты. Последние полгода муж вообще забрал у меня карточку, сам ходил в магазин, мне, если я просила, ничего не давал. Мы стали сильно ругаться, началось рукоприкладство — муж швырял в меня предметы, толкал. Я ударялась о мебель, оставались синяки. Он морально давил на меня. Однажды мы очень сильно поругались — ребенок в истерике, я в истерике — тогда и решила обратиться в центр.
Мне морально помогала сестра, звала к себе, но денег на билеты не было. Я звонила маме, она, можно сказать, начинала ругаться, спрашивать: «Почему он тебя бьет? Как можно до такой степени довести человека?» Позже с жильем мне очень помогла подруга — я жила у нее. Все это время я была на связи с кризисным центром. Когда мне нужно было съезжать, договорились, что будем с ребенком жить на кризисной квартире — это небольшая студия в отеле с отдельным санузлом, кухней. Весь июнь мы жили там. Все это время нам привозили обеды.
Об ИНГО я узнала от подруги, но обратилась не сразу, потому что думала центр существует «для галочки». Мне казалось, что они не помогают. Думаю, многие не обращаются из-за страха, из-за неверия в то, что это действительно сработает. Мне было неловко признавать, что я в таком положении, что проблема существует и мне нужна помощь. Но когда мне стало по-настоящему страшно за свою жизнь и за жизнь ребенка, я все же обратилась туда.
А вот в органы я не звонила. Думала: «А что скажет ребенок? Спросит, мол, почему ты папу наказала?» Да и вообще, как считается, если не пьет, не курит, обеспечивает семью — нормальный мужчина. Живи и радуйся. Зачем жаловаться и выносить сор из избы. Ты сама виновата. Может, все изменится.
Женщин с детства воспитывают молчаливыми и послушными — не возмущайся, если что-то не устраивает, сохраняй семью. Если ты живешь на территории мужчины и он тебя кормит, значит, ты должна подчиняться. К сожалению, примеров психологического и физического насилия очень много, например, наши мамы, тети. Они считают, что все нормально.
Я поняла, что нужно всегда обращаться за помощью и не бояться. Но в этой ситуации все зависит от человека — кому-то хватает одного резкого слова, одного удара, кто-то живет в насилии всю жизнь и считает, что все в порядке. Сейчас мне морально намного лучше, наконец-то, ушло чувство страха.
Мне морально помогала сестра, звала к себе, но денег на билеты не было. Я звонила маме, она, можно сказать, начинала ругаться, спрашивать: «Почему он тебя бьет? Как можно до такой степени довести человека?» Позже с жильем мне очень помогла подруга — я жила у нее. Все это время я была на связи с кризисным центром. Когда мне нужно было съезжать, договорились, что будем с ребенком жить на кризисной квартире — это небольшая студия в отеле с отдельным санузлом, кухней. Весь июнь мы жили там. Все это время нам привозили обеды.
Об ИНГО я узнала от подруги, но обратилась не сразу, потому что думала центр существует «для галочки». Мне казалось, что они не помогают. Думаю, многие не обращаются из-за страха, из-за неверия в то, что это действительно сработает. Мне было неловко признавать, что я в таком положении, что проблема существует и мне нужна помощь. Но когда мне стало по-настоящему страшно за свою жизнь и за жизнь ребенка, я все же обратилась туда.
А вот в органы я не звонила. Думала: «А что скажет ребенок? Спросит, мол, почему ты папу наказала?» Да и вообще, как считается, если не пьет, не курит, обеспечивает семью — нормальный мужчина. Живи и радуйся. Зачем жаловаться и выносить сор из избы. Ты сама виновата. Может, все изменится.
Женщин с детства воспитывают молчаливыми и послушными — не возмущайся, если что-то не устраивает, сохраняй семью. Если ты живешь на территории мужчины и он тебя кормит, значит, ты должна подчиняться. К сожалению, примеров психологического и физического насилия очень много, например, наши мамы, тети. Они считают, что все нормально.
Я поняла, что нужно всегда обращаться за помощью и не бояться. Но в этой ситуации все зависит от человека — кому-то хватает одного резкого слова, одного удара, кто-то живет в насилии всю жизнь и считает, что все в порядке. Сейчас мне морально намного лучше, наконец-то, ушло чувство страха.
Фотопроект Кристины Бахтиной «Тебя никто не будет любить сильнее, чем я»
Как работают кризисные центры и группы поддержки?
Несмотря на то, что многие люди продолжают игнорировать проблему домашнего насилия, важно донести до общества одну простую мысль — жертвам готовы помочь. Я поговорила с руководителем Кризисного Центра ИНГО Еленой Болюбах, которая немного рассказала о «внутренней кухне».
Сколько звонков от женщин вы получаете в день? Нагрузка увеличилась в разгар пандемии коронавируса?
Во время пандемии у нас практически не вырос процент обращений на горячую линию, потому что она одноканальная и уже была максимально загружена. В день в центр приходит в среднем 7 звонков, в месяц порядка 200−250 обращений — это стандартное количество. Каждая кризисная консультация условно занимает 50 минут.
Но в разгар пандемии у нас на 30% выросло число запросов в онлайн-приемной. В ИНГО этот сервис очень хорошо развит: к нам можно обратиться через сайт или написать через мессенджеры — везде консультируют наши психологи. Поэтому во время карантина, в мае, у нас было порядка 700 обращений на онлайн-приемную.
За этот год мы приняли 7500 обращений — это статистика по конец октября. В штате работают 14 психологов — это те, кто консультируют по горячей линии, и те, кто принимает в онлайн-приемной. Еще в штате работают три юриста — один консультирует в онлайн-приемной и двое работают по очереди в юридическую субботу.
Как вы считаете, почему большинство женщин не обращается за помощью?
Не соглашусь. Мы видим, что количество обращений становится все больше, и это не связано с тем, что больше стало насилия, просто женщины стали лучше идентифицировать его в отношении себя.
Ориентируется ли Ваш центр на организации из других стран? Каких результатов вы бы хотели добиться?
Мы бы хотели сделать так, чтобы как можно больше женщин обращалось в центр на ранних этапах, для нас это самое важное. Мы хотим деконструировать миф о том, что звонить можно только при тяжелом насилии. К сожалению, до сих пор много кейсов с трагическим финалом. Поэтому со своей стороны мы максимально открыты для сотрудничества, разных коллабораций, широких просветительских кампаний. Все для того, чтобы как можно больше людей узнали о работе центра.
Вы помогаете девочкам-подросткам, которые сталкиваются с насилием?
Нет, несовершеннолетних мы перенаправляем в центры для подростков. Там другой механизм оказания помощи с привлечением органов опеки. Мы можем только рекомендовать, куда обратиться
Бывало ли такое, что одни и те же женщины обращались в Ваш центр несколько раз?
Да, это очень частая история. Допустим, если наша клиентка начала получать от нас помощь, в какой-то момент она имеет полное право решить, что она все-таки хочет попробовать восстановить отношение. Мы как раз и обучаем наших психологов тому, что наша дверь всегда должна быть открыта. Мы никогда не откажемся от клиентки, если в прошлый раз она решила вернуться в абьюзивные отношения. Человек действительно может верить в то, что насилия больше не будет.
Некоторые клиентки работают с нами на протяжении нескольких лет. Возвращаются к нам, принимая решение о том, что уходят от партнера. Потом возвращаются к обидчику, и дальше все идет по циклу насилия. Так бывает, да.
Что делать друзьям/родственникам если они знают о домашнем насилии, но жертва не готова обращаться за помощью?
Самое главное — это называть вещи своими именами. Предположим, если вы видите следы насилия, но женщина пытается это скрыть, вы можете сказать: «Слушай, то, что с тобой происходит — это ненормально. То, что с тобой делают — это насилие». Второй шаг — поддержать и показать, что женщина не одна. И третье, дать информацию о помощи: ссылки на сайты кризисных центров, ссылки на книги, любую информацию, которая поможет человеку найти внутренние ресурсы. Ведь самое главное — это ресурсы и поддержка.
Обращаются ли в ваш центр мужчины?
Да, но в основном те, у кого от насилия пострадали подруги или знакомые. То есть, они видят эпизоды, переживают. Но сами мужчины, пострадавшие от насилия, к нам практически не обращаются. От партнерского насилия точно не обращались, от сексуального — обращались, но их очень мало. За 15 лет моей работы таких кейсов было 4−5.
Сколько звонков от женщин вы получаете в день? Нагрузка увеличилась в разгар пандемии коронавируса?
Во время пандемии у нас практически не вырос процент обращений на горячую линию, потому что она одноканальная и уже была максимально загружена. В день в центр приходит в среднем 7 звонков, в месяц порядка 200−250 обращений — это стандартное количество. Каждая кризисная консультация условно занимает 50 минут.
Но в разгар пандемии у нас на 30% выросло число запросов в онлайн-приемной. В ИНГО этот сервис очень хорошо развит: к нам можно обратиться через сайт или написать через мессенджеры — везде консультируют наши психологи. Поэтому во время карантина, в мае, у нас было порядка 700 обращений на онлайн-приемную.
За этот год мы приняли 7500 обращений — это статистика по конец октября. В штате работают 14 психологов — это те, кто консультируют по горячей линии, и те, кто принимает в онлайн-приемной. Еще в штате работают три юриста — один консультирует в онлайн-приемной и двое работают по очереди в юридическую субботу.
Как вы считаете, почему большинство женщин не обращается за помощью?
Не соглашусь. Мы видим, что количество обращений становится все больше, и это не связано с тем, что больше стало насилия, просто женщины стали лучше идентифицировать его в отношении себя.
Ориентируется ли Ваш центр на организации из других стран? Каких результатов вы бы хотели добиться?
Мы бы хотели сделать так, чтобы как можно больше женщин обращалось в центр на ранних этапах, для нас это самое важное. Мы хотим деконструировать миф о том, что звонить можно только при тяжелом насилии. К сожалению, до сих пор много кейсов с трагическим финалом. Поэтому со своей стороны мы максимально открыты для сотрудничества, разных коллабораций, широких просветительских кампаний. Все для того, чтобы как можно больше людей узнали о работе центра.
Вы помогаете девочкам-подросткам, которые сталкиваются с насилием?
Нет, несовершеннолетних мы перенаправляем в центры для подростков. Там другой механизм оказания помощи с привлечением органов опеки. Мы можем только рекомендовать, куда обратиться
Бывало ли такое, что одни и те же женщины обращались в Ваш центр несколько раз?
Да, это очень частая история. Допустим, если наша клиентка начала получать от нас помощь, в какой-то момент она имеет полное право решить, что она все-таки хочет попробовать восстановить отношение. Мы как раз и обучаем наших психологов тому, что наша дверь всегда должна быть открыта. Мы никогда не откажемся от клиентки, если в прошлый раз она решила вернуться в абьюзивные отношения. Человек действительно может верить в то, что насилия больше не будет.
Некоторые клиентки работают с нами на протяжении нескольких лет. Возвращаются к нам, принимая решение о том, что уходят от партнера. Потом возвращаются к обидчику, и дальше все идет по циклу насилия. Так бывает, да.
Что делать друзьям/родственникам если они знают о домашнем насилии, но жертва не готова обращаться за помощью?
Самое главное — это называть вещи своими именами. Предположим, если вы видите следы насилия, но женщина пытается это скрыть, вы можете сказать: «Слушай, то, что с тобой происходит — это ненормально. То, что с тобой делают — это насилие». Второй шаг — поддержать и показать, что женщина не одна. И третье, дать информацию о помощи: ссылки на сайты кризисных центров, ссылки на книги, любую информацию, которая поможет человеку найти внутренние ресурсы. Ведь самое главное — это ресурсы и поддержка.
Обращаются ли в ваш центр мужчины?
Да, но в основном те, у кого от насилия пострадали подруги или знакомые. То есть, они видят эпизоды, переживают. Но сами мужчины, пострадавшие от насилия, к нам практически не обращаются. От партнерского насилия точно не обращались, от сексуального — обращались, но их очень мало. За 15 лет моей работы таких кейсов было 4−5.
А если страшно?
Если вы боитесь идти на сессию к психологу, можете набрать телефон анонимной горячей линии или оставить сообщение через мессенджер. Кроме того, в городе регулярно проходят групповые встречи с психологами. Руководитель и ведущая группы поддержки женщин на Фонарном Александра Олейник рассказала, с какими проблемами обычно приходят на сессии:
Мы принимаем участниц с самым широким кругом запросов, как правило, приходят не с самыми простыми проблемами. Это партнерское насилие, одиночество, проблемы в отношениях с партнером или родителями, пережитое насилие. Часто возникают вопросы ментального здоровья, самореализации, поиска работы. Поддержка больше играет роль не в том, как мы выходим из кризисной ситуации, а в том, что с нами происходит после. Потому что мало уйти из насильственных отношений, нужно еще восстановить себя после этого. И в этом группы поддержки очень помогают.
Куда обратиться?
Анна Мурашева
Автор
Непутёвая художница и законченная журналистка
Понравился материал?
Рекомендуем
info@skameika.press
