Несмотря на то, что капром как явление закончился к концу нулевых, уступив более спокойной архитектуре, сам термин ввели в обиход лет на десять позже. Его придумали петербуржцы —архитектор Даниил Веретенников, искусствовед Александр Семёнов и урбанист Гавриил Малышев. И хотя здания постсоветского постмодернизма можно найти в самых разных регионах и странах, от Беларуси до Чечни, пальма первенства «ужасной красоты» в архитектуре остаётся у российских столиц. Здесь пойдёт речь о капроме в Петербурге.
Главным смыслом строений девяностых стало преодоление позднесоветского наследия эпохи борьбы с архитектурными излишествами. Словно в пику лаконичной функциональности хрущёвок и брежневок у домов капрома эти излишества появлялись в огромных количествах. Недаром авторы термина полушутя употребляют изобретённое ими слово «изгибиционизм» — всяческих изгибов, колонн, башенок и рюшечек в зданиях молодой Российской Федерации неизменно оказывалось много.
Попытка опереться на дореволюционное наследие русского модерна,
ампира и барокко, помноженная на невольно-наивный стиль первых
зодчих девяностых, привела к тому, что капромовские здания порой
становились этакими пиратскими копиями домов прошлых эпох. Или в
лучшем случае прозрачно намекали на прежние формы, и их можно
назвать своеобразным оммажем старинным вокзалам, храмам и дворцам.
Примерно как советский Буратино — отсылка к итальянскому
Пиноккио.
Архитекторы не скрывают, что заимствовали у более ранних построек отдельные элементы, но это попытка вступить в архитектурный диалог с контекстом, продолжение архитектурных традиций прошлого. Попытки создавать новые эволюционные генерации классических построек были и раньше: Петропавловский собор очевидно развивает тему голландских и английских храмов XVII века, а Биржу на стрелке и Камеронову галерею в Царском селе часто сравнивают с Парфеноном.
В XIX веке возникает интерес к русской национальной архитектуре, и по всей стране начинают строиться храмы, сильно напоминающие русскую домонгольскую архитектуру XVI-XVII веков. В СССР строительство нового социалистического общества должно было осуществляться за счёт новых архитектурных форм, а в капроме, освобождённом от этих идеологических рамок, появилась возможность продемонстрировать генетическую преемственность новой и старой России.
Эту пару из серии «капром и его предшественники» эксперты называют чаще всего, рискуя навлечь на себя гнев верующих за их оскорблённые чувства. Но что поделаешь, аллюзия закусочной американского фастфуда на старинный храм, построенный ещё при матушке Екатерине II, налицо. Это выражается и в форме двух зданий (башня и колокольня как доминанты), и в практически одном и том же розовато-бежевом цвете. Самостоятельно сравнить Макдак 1996 года и барочную церковь, построенную за 200 с лишним лет до него, легко могут все желающие: закусочная видна сразу при выходе из метро «Василеостровская», а если пройти по 6 линии пять минут к югу, то вы увидите и храм.
Получилось даже концептуально: духовные поиски наших далёких предков спустя пару веков сменились поиском хлеба насущного в самом буквальном смысле. Мол, вместо просвиры держи лучше Биг Тейсти, а хочешь святой воды — обойдёшься и Кока-Колой. Кстати, открывали василеостровский Макдоналдс с большим пафосом: автор проекта, архитектор Владимир Жуков, вспоминает, что 8 мая 1997 года его детище украсили шариками цветов триколора, для церемонии перекрывали улицу, а торжественно перерезать ленточку приехал тогдашний губернатор Петербурга Владимир Яковлев.
К слову, схожесть с соседней церковью — далеко не единственная культурная отсылка Макдоналдса на Ваське. Так, искусствовед Александр Семёнов отмечает, что при создании арочных окон здания Жуков и Чулков явно вдохновлялись Базиликой в итальянской Виченце, построенной Андреа Палладио ещё в XVI веке. В общем, «Домик Барби», как любовно прозвали здание фастфуда петербуржцы, совсем не так прост, как кажется.
Менее очевидная, но столь же интересная пара — здания, стоящие по обоим берегам Большой Невки. Их вполне можно наблюдать и с набережной Кутузова. Одно — дореволюционные корпуса Городского училищного дома имени Петра Великого, ныне более известные как Нахимовское училище в Петербурге, тот самый голубой дом рядом с пришвартованным на вечную стоянку крейсером «Аврора». Другое — возвышающаяся на противоположном берегу 20-этажная громада, построенная уже в начале XXI века. Тоже «Аврора», только одноименный ЖК.
Отметим, что тут сходство двух домов, разделённых рекой и целым веком, далеко не такое явное. И всё же, если присмотреться к главной части школы будущих офицеров российского ВМФ, в глаза бросается башенка с длинным шпилем. Точно такая же башенка находится и на ЖК «Аврора», только в несколько иных пропорциях и оформленная под «стекляшку», как и весь дом.
Надо сказать, «Аврора» на Оренбургской улице рьяно критиковалась градозащитниками с самого начала, а в 2000-2002 годах её строительство вообще было приостановлено по требованию петербургского Комитета по градостроительству и архитектуре. Лишь спустя годы голоса противников невской доминанты поутихли. Забавно, но и прототип дома, то самое Нахимовское училище, — тоже архитектурный анахронизм и китч, ведь никакого барокко в начале ХХ века уже давным-давно не строили. Тем не менее, отсылка к петровским временам спустя двести лет после Петра I (не без участия Александра Бенуа) сегодня кажется удачной. Видимо, и к её огромному собрату, «Авроре», мы постепенно начинаем привыкать.
Одним из самых критикуемых зданий в Петербурге вот уже пятнадцать лет остаётся торгово-офисный центр «Регент-Холл» тех же Жукова и Чулкова на Владимирской площади. Его сразу назвала градостроительной ошибкой губернатор Валентина Матвиенко, а в рейтинге самых некрасивых домов города по версии «Делового Петербурга» «Регент-Холл» занял почётное 2 место после «Монблана». Известный московский блогер Илья Варламов также включил его в сотню худших зданий страны, а депутат петербургского ЗакСа Алексей Ковалёв прямо призвал немедленно снести.
На фоне громких голосов именитых критиков, многочисленных консерваторов и ненавистников современной архитектуры мало кто сейчас обращает внимание, что создатели Regent Hall как раз сделали явную и по-своему трогательную отсылку к окружающему здание архитектурному ландшафту. По мнению урбаниста Гавриила Малышева, такой «пасхалкой» является самая заметная часть «Регент-Холла» — выходящая на площадь «башня-стакан».
И правда, «стакан» этого бизнес-центра зеркалит соседнюю колокольню Владимирского собора. Те же ярусы, те же колонны. Тем более, что мы-то с вами уже знаем приёмчики Жукова и Чулкова по василеостровскому Макдаку! После того, как в 2019 году с торгово-офисного центра убрали рекламный монитор и, соответственно, добавили ещё один ярус, сходство с колокольней через дорогу только усилилось. Особенно заметна эта похожесть с западного края площади: башня «Регент-Холла» и колокольня выглядят почти пропилеями, только башне не хватает крыши.
Новый капромовский ТЦ на Малом проспекте Петроградской стороны (дом 37) ещё даже толком не открылся, а уже вошёл в историю города своеобразными скульптурами на фасаде. Главной из них стала статуя, олицетворяющая Рим, — в суровых чертах императора Августа, указывающего правой рукой куда-то на север, горожане сразу признали российского президента Владимира Путина. Было это сходство инициативой скульптора Ярослава Баркова или владельца ТЦ Юрия Жорно (что более вероятно), как говорится, науке неизвестно.
Более погружённые в историю мирового зодчества критики отметили отсылку и в самом здании: его создатели из «Студии 44» Никиты Явейна замахнулись аж на римский Колизей. Конечно, здание на Петроградке не досконально копирует одно из самых известных архитектурных сооружений мира, но очевидно ориентируется на древний амфитеатр с почти двухтысячелетней историей. Сами авторы ТЦ кокетливо презентовали его как «четверть Колизея» — со стороны Ижорской улицы ничего колизейного этот капром и вправду уже не напоминает.
Девять статуй на фасаде как бы подчёркивают античную тему всего сооружения. Компанию «Владимиру Владимировичу» из псевдокамня составляют образы Амстердама, Женевы, Вены, Санкт-Петербурга, Парижа, Лондона, Гамбурга и Мадрида. Все эти города также олицетворены статуями древних богов или мифологических персонажей — например, Питер представляет ангел со шпиля Петропавловского собора. Итак, сомнения развеяны: офисный планктон внутри вот-вот вообразит себя храбрыми гладиаторами.
Чеховский герой Харлампий Спиридонович Дымба утверждал, что в его родной Греции «всё есть». Но настоящий петербургский патриот знает, что на самом деле это в Петербурге всё есть! По крайней мере, все возможные образчики мировой архитектуры. Один из них появился на берегах Невы сравнительно недавно — это наша питерская Пизанская башня. С 2004 года она возвышается в двух шагах от Невского проспекта, в самом начале улицы Маяковского, являясь ещё одной капромовской аллюзией на Античность. Это фасадный корпус гостиницы «Новотель», построенный мастерской Михаила Мамошина.
Десять петербургских архитекторов в самом начале XXI века получили задание: реконструировать большой квартал между Невским проспектом и улицами Восстания, Некрасова и Маяковского. Они решили наполнить 130 квартал репликами Италии — если пройти вглубь, за башню, в огромном проходном дворе мы увидим не только Пизу. Здесь и акведук, и римский ордер, и всё тот же Колизей. Но именно здание «Новотеля» стало настоящей доминантой квартала. И пусть из декора тут только облицовка да прозрачные козырьки над дверями, зато форма узнаваемая.
Бонанно Пизано и другие средневековые мастера Италии, строившие знаменитую вечнопадающую башню в Пизе в XII-XIV столетиях, возможно, и не узнали бы петербургскую реплику мастерской Мамошина. Но точно не удивились бы подражателям в далёкой заснеженной России — тесные связи Италии с нашей страной насчитывают много веков, ещё московский Кремль строили миланцы. Единственное, что явно отличает питерскую башню от Пизанской — отсутствие наклона. Хотя если вы проведёте в соседнем баре Brimborium достаточно много времени, — не исключено, что и её крен вам тоже удастся увидеть (башня очень бросается в глаза именно от дверей заведения).
Перечисленные пять пар братьев-близнецов капрома девяностых-нулевых с шедеврами петербургской и мировой архитектуры — не единственные и, возможно, даже не главные в Северной столице. Кто-то непременно отметит сходство ТЦ «Адмиралтейский» в начале Московского проспекта с лондонским вокзалом Чаринг-Кросс 1990 года. Кто-то доедет до Вырицы, подивится на невесть откуда взявшийся там барочный особняк братьев Васильевых 2006 года и поймёт, что он очень похож на Большой Екатерининский дворец в Царском Селе. Примеров ещё много.
Капиталистический романтизм — это, несомненно, китч. Критика его давно известна и понятна. И тем не менее, всё чаще звучат голоса тех, кто видит в первом отечественном постсоветском стиле и плюсы. Для нынешних 20-30-летних уже и не было Васильевского острова без его Макдоналдса, не было Владимирской площади без «Регент-Холла», вестибюль «Горьковской» всегда был с огромным коровьим выменем, а «Спас-на-Диете» с проспекта Королёва — такая же достопримечательность города, как Мариинка или Эрмитаж.
И дело не только в привычке. Изучив капром хотя бы поверхностно,
понимаешь, что строили его отнюдь не незнайки. Да, где-то
«стаканизм» Жукова, Богдановича и Питанина выглядит жалко, или
уродливо, или чрезмерно вызывающе. Но совершенно точно: авторы всех
петербургских зданий 1989-2009 годов опирались на опыт своих
предшественников — лучших зодчих, творивших в Петербурге, а нередко
и обыгрывали самые знаменитые дома мира, вроде тех же Пизанской
башни и Колизея.
Петербургская публика всегда была консервативна. Только что
построенный Исакий горожане презрительно называли «огромной
чернильницей», воротили нос от «слишком русского» Спаса на Крови,
плевались в «Асторию». Царскосельские Китайская деревня,
«баня-мечеть» и псевдоготические павильоны, безусловно, тоже были
китчем своего времени. Но сегодня, спустя 100, 150, 200 лет мы
понимаем, что всё это шедевры. Вполне возможно, что наши далёкие
потомки в XXII-XXIII веках будут писать книги о ЖК «Аврора»,
защищать диссертации про ресторан «Кит» или водить экскурсии по ТЦ
EVROPA. Капром — это уже история.