В 2020 году в Сети широко разошлась ваша фотография с предположительно «нарисованными» голосами в бюллетенях. Эта история получила продолжение или сошла на нет?На тот момент я не разобрался, кто был виновник. Я до последнего не мог поверить, что наш вполне симпатичный председатель комиссии с нашим вполне симпатичным секретарём, которых я кормил в последний день, потому что все были голодными, — что они занимаются такой безобразной фигнёй. Но на голосовании по поправкам в Конституцию у меня и не было цели отстоять правду — была цель засвидетельствовать то, что происходит. И я с ней справился: весь город увидел в лицо своих «героев».
Что бы вы посоветовали молодым ребятам, которые сейчас думают: идти в наблюдатели или нет?Конечно, идти. Нельзя не делать ничего и надеяться, что придёт дядя и сделает всё за меня. Нет, ребята. Никто ничего не сделает. Никто не уберёт во дворе, не почистит речку; не проконтролирует, чтобы ваши голоса не украли. Нужно тренировать «гражданскую мышцу» — деваться некуда. Никого, кроме нас, у нас нет.
«Россия — это ледяная пустыня, по которой бродит лихой человек», писал в XIX веке Константин Победоносцев. А что для вас Россия?Во всём мире сейчас государство пытается влезть в жизнь граждан. Но при этом становится для них всё прозрачнее и прозрачнее. Это огромный процесс, и в России он тоже идёт. Причём здесь
(в России — Д.В.) очень много есть такого, что для современного европейца является абсолютной анархией. Не могу сказать, что тут как-то особо зажаты люди. Россия сейчас — огромное государство с имперскими амбициями, с отсутствием возможностей, с деградировавшими институтами, с разрушенным производством и что самое страшное — с очень низким доверием граждан друг к другу. В том числе потому, что у нас деградировала правовая система: поэтому и граждане друг другу не доверяют — ведь у народа нет возможности отстоять свои интересы в суде.
Что будет с Россией к 2050 году? Какой вы видите нашу страну через тридцать лет?Я очень надеюсь на детей наших околовластителей. Что эти дети поучатся за рубежом, получат своего рода прививку от бешенства и вернутся сюда делать какие-то дела. Может, они и не будут белыми и пушистыми, но их культурный уровень в целом будет настолько выше нынешнего, что и уровень всего остального сильно вырастет.
Была ли у вас мысль уехать?Всякие бывали мысли, что уж там. Мы жили в Италии два года — Катя там работала, у неё был контракт. Но я понял, что в Италии у меня выключается некая внутренняя пружина, которая меня мучает, но которая и заставляет что-то делать. Я там счастлив, но я там —совершенно не я. Когда не надо ничего менять, кругом гармония, а необходимость что-то делать — она же в крови «прошита». В Италии можно разве что мусор с обочин убирать, там бы я хотел быть мусорщиком. Да, для людей, которые занимаются политическим активизмом, здесь опаснее, но мне политический активизм не очень интересен. Мне куда ближе активизм социальный. Путин у власти, Иванов или Петров — неважно, а вот преодолевать атомизацию общества, доставшуюся нам от ХХ века, жесточайшее недоверие людей друг другу, обязательно надо! Чтобы у людей появилось доверие к соседям и даже к администрации.
А как вы относитесь к эмигрантам из России? Не кажется ли вам, что они тоже боролись, но в какой-то момент сдались?Да нет, вы чего? Где кому хорошо — тот там и должен находиться. Люди, родившиеся здесь, этой стране точно ничего не должны. Не надо себе отказывать в желании посмотреть мир и пожить, где хочется: сегодня он уехал в Америку, завтра уедет в Занзибар, а послезавтра вернётся сюда. Почему нет? И люди имеют полное право, в том числе моральное, прикладывать усилия где угодно. Вот сдаваться действительно не надо. Например, бессмысленно пытаться заставить алкоголиков на Пряжке не пить. А построить ситуацию так, что эти алкоголики с тобой лезут в речку, чтобы вытащить старое колесо от трактора, — это можно.
И вам удавалось?Да, было такое, мы здесь с ними эти колёса вытаскивали.
Фотограф Арина Горшенина