Как собаки из благотворительного
проекта «Собаки для жизни» помогают детям, пожилым людям и людям с инвалидностью

Анна Мурашева пообщалась с руководительницей организации Яной Задорожной и узнала, почему многие скептически относятся к терапии с животными, что должен знать канистерапевт, какие собаки подходят для занятий и что нужно сделать, чтобы получить финансирование от государства.

Давайте объясним, что такое канистерапия?

Канистерапия — это система реабилитации и помощи людям психологами и педагогами вместе со специально обученными собаками. Помощь может быть психологической или, например, социальной, также собаки участвуют в физической реабилитации. Собака — это прекрасный мотиватор, стимулятор, отличный друг, с которым выполнять определенные действия гораздо проще и интереснее.

Сразу нужно сказать, что собака сама по себе не работает. Собака не таблетка и не инструмент. Собака — это живое существо, которое работает только в паре со специалистом. Исходя из того, какая у нас цель и контингент, с которым мы работаем, выбирается специалист, педагог, психолог, врач-реабилитолог, он ставит задачи, планирует программу и включает в нее собаку. Те упражнения, которые человек должен выполнить в обычном, грубо говоря, режиме при включении собаки приобретают абсолютно другой смысл.

Кто такой канистерапевт? Как им стать?

Это специалист с профильным образованием, который проходит дополнительное обучение. Это повышение квалификации специалиста. Банально, мы берем обычного педагога, он проходит курсы, допустим, арт-терапии и становится арт-педагогом. У него появляется дополнительный плюсик, расширяющий диапазон его работы.

Специалист не может просто так прийти, взять собаку и начать с ней терапию, он должен в первую очередь научиться работать с методом самостоятельно, научиться понимать собаку, узнать основы кинологии и зоопсихологии, научиться взаимодействовать с собакой, выстраивать занятия, планировать программу и режим работы именно в паре с питомцем. Последнее — очень важно, потому что человек может работать восемь часов без остановки, а собака нет, она в процессе терапии выкладывается на полную.

Получается, для каждого отдельного случая нужна своя собака?

Собаки все разные. У каждой породы свои особенности. Одни собачки медленные и спокойные, другие активные. Тяжело ожидать от быстрой гавкающей таксы, что она будет тихо и мирно сидеть. Или от бордер-колли, которые сами по себе очень активные. Им по природе тяжело долго сидеть просто так. Конечно, мы их не будем использовать в тех занятиях, где это нужно. Например, чтение с собаками требует от собак спокойствия. Периодически собака выполняет задания, но в основном ведет себя умиротворенно. И в то же время есть активные занятия, например, адаптивная физическая культура, где наоборот нужно быстро и много бегать, прыгать. Для такого отлично подходят активные породы.

Универсальный помощник — это, конечно, хорошо, но в реалиях такого нет, у нас по крайней мере. Мы не принуждаем собак, не заставляем их делать то, что им не нравится. Благо у нас достаточно большой разброс по породам, и мы можем дать собаке возможность выполнять работу так, как ей нравится, чтобы она не выгорала.

Собака обязательно должна быть породистой для работы?

Нет, абсолютно. Порода — это не показание для канистерапии. Показанием служат ее особенности характера. Есть породные качества, которые заложены в породу, но и внутри породы у каждой собаки свой характер. Так и у собак без породы тоже есть свои особенности характера. Все это мы отслеживаем на первичном тестировании, когда к нам приходят волонтеры со своими питомцами. Волонтеры могут рассказывать, какая у них добрая и ласковая собачка, но мы сразу отправляем питомцев к кинологу. Он уже первоначально смотрит, что это —за собака и насколько ей это все нужно.

Кому-то из собачек больше нравится играть с собачками, а кому-то с человеком. Собака в канистерапии должна быть расположена к общению с человеком, иначе для нее все это будет не в радость. Конечно, она все сделает, если ее заставить, попросить, но зачем принуждать?

Второе самое важное — это отсутствие агрессии. Любой агрессии. В первую очередь к человеку. Какой бы она ни была. Собака не должна вставать в защиту, агрессировать от страха, лаять и кусаться. Собачка должна быть воспитанная, управляемая, способная к обучению. Тут уже вопросы к хозяину, насколько он готов заниматься с собакой. У нас собаки в канистерапии постоянно находятся в дрессировке, регулярно посещают занятия с кинологами и выезжают на занятия, потому что если прийти, обучить собаку и периодически раз в месяц или раз в полгода куда-то ее брать, то никакого толку от этого не будет. Это как врач, который выучился, долго не работал, потом пришел и решил полечить. Собака должна привыкнуть к новому для нее времяпрепровождению с новыми людьми, она должна научиться общаться именно так, как этого требует канистерапия.

Я впервые увидела в канистерапии питбуля, собаку, которую считают чуть ли не самой агрессивной.

То, что питбуль — собака-убийца — это стереотип, созданный нашим социумом. Почитайте историю возникновения породы, и все станет понятно. Питбуль — это компаньон. У него может быть высокий уровень агрессии к другим собакам, но не к человеку. Я говорю про чистую породу, естественно. Если собака родилась от агрессивных, плохо выращенных родителей, то дальше с ней скорее всего будет то же самое. Большинство питбулей к человеку не агрессивны, и при хорошем, грамотном подходе, дрессировках и своевременном воспитании вырастает потрясающая собака. Наш питбуль Мирра вообще удивительная, она считывает эмоции, она работает с самыми сложными клиентами в интернатах, в детском доме в Павловске. Нет собак убийц, но есть то, что в собаке заложено. Например, если взять добермана — это собака, которую создали для охраны. И в канистерапии доберманы, конечно, это редкость. А вот питбули — не редкость. У нас Мирра — уже третий питбуль в команде.

До какого возраста собака может работать?

Все индивидуально и зависит от ресурсов собаки. Например, я начинала со своим лабрадором Лэйлой, когда ей был год, сейчас ей девять. В прошлом году я вывела ее, так сказать, на пенсию. Лэйле уже тяжело физически — стали суставчики болеть, и эмоционально она не может долго работать с тяжелыми клиентами. У нее уже нет ресурсов отдавать столько, сколько надо. Иногда мы выезжаем на что-то очень спокойное, потому что ей это тоже нужно, она жила всю жизнь в общении с людьми, она тянется к ним и очень радуется, когда мы куда-то приезжаем. Лэйла пятнадцать минут пообщается и лежит счастливая наблюдает. В физическую реабилитацию, которая подразумевает активную работу, я ее уже не возьму. У нас есть маленькая собачка Гайка, которой уже 12 лет. У нее уже и дочка в канистерапии. Гайка ездит на чтение с детьми, но у нее уже щадящий режим.

В терапию мы берем собак не раньше года, когда все молодые вихры проходят, и каких-то сюрпризов скорее всего не будет. А вот стареньких собачек уже не возьмем. Вот приходит волонтер, рассказывает о своей собаке, что она хорошая, дружелюбная, но ей 9 лет. Такая собака не привыкла работать с людьми, и для нее канистерапия будет большим стрессом, потому что это серьезная нагрузка. Не всегда физическая, больше эмоциональная.

Расскажите подробнее о проектах организации «Собаки для жизни».

«КниГАВ» — проект чтения собакам, который работает с 2015 года. Всего у нас уже 13 площадок. Основная цель «КниГАВ» — повышение мотивации к чтению у младших школьников 7-10 лет. Ребятам может не нравиться читать вслух из-за: психологических зажимов, если в школе или в семье какие-то сложности, логопедических проблем, которые тормозят ребенка и не всегда родители это видят. Часто культуре чтения не уделяют должного внимания и детей буквально заставляют брать книги в руки. Естественно, ни о какой радости и мотивации тут речи быть не может. Это что касается нормотипичных детей. Также мы занимаемся с детками с особенностями — это и малыши с задержкой психического развития, которым важен особый подход в таком деликатном деле, и слабослышащие дети.

Второй наш проект «Особые собаки для особых людей». Мы работаем с клиентами с ограниченными возможностями и проводим реабилитационные занятия. Проект очень многогранен. Изначально мы работали с детьми в детском доме №4 в Павловске. Приезжали в 7 корпус, самый тяжелый, в котором дети с множественными нарушениями развития. Цель занятий — улучшение эмоциональной сферы, расширение коммуникативных навыков, открытие новых сенсорных возможностей. Последнее — очень важно, потому что, находясь в условиях закрытых учреждений на одной кровати, никаких сенсорных навыков ребенок практически не получает. А собака — это вообще огромный сенсорный взрыв: ее можно и пощупать, и погладить, она теплая, облизнет, язык шершавый, мокрый.

Когда дети вырастают, они переходят в интернат — мы присоединились к интернатам №3 и №7 и вместе с организацией «Перспективы» обеспечивали в рамках проекта преемственность перехода.Потому что когда ребенка переводят из детского дома, бросают его в новое место с другими людьми — это очень большой стресс. Даже не передать насколько большой. Мы вместе с другими специалистами оставались с детьми после перехода, то есть ребенок из детского дома приходил в интернат, а там снова мы — что-то, что ему уже знакомо. Мы поддерживали детей на новом месте, так им было немножко полегче, у них сохранялись приобретенные ранее навыки. Но это продолжилось недолго, потому что началась пандемия, и все интернаты закрыли для посещений, только недавно снова открыли детский дом в Павловске.

Вторая грань проекта — это работа с детьми с расстройством аутистического спектра (РАС). Здесь собаки помогают развивать коммуникативные навыки — это для таких деток первостепенно. Словом, задачи все те же, но другая программа.

И третья грань — это занятия с детьми и взрослым с ограниченными возможностями здоровья (ОВЗ) в центрах социальной реабилитации (ЦСР). Сейчас мы работаем в двух районах — Василеостровском и Невском. В Василеостровском мы пока занимаемся только со взрослыми. С декабря месяца каждую неделю туда выезжали. В Невском районе есть и взрослое отделение, и детское. Последний месяц наш психолог проводила занятия с детками с синдромом Дауна. Задачи такие же: развитие коммуникации, улучшение эмоциональной сферы.

Для людей с ОВЗ очень мало мест, особенно для взрослых, где они могут получить необходимые для них занятия, где они могут просто пообщаться.

Ребенку чуть проще, есть детские центры, родители туда-сюда таскают, с психологами занимаются. А когда человек вырастает, про него государство, как правило, забывает, остаются только ЦСРы и тот набор услуг, которые ЦСР предоставляет. Мы своими занятиями разбавили их быт, и им это очень нравится.

Психологи ЦСРов и наши специалисты проводили диагностику, отметили улучшения — люди начинают выходить на иной уровень общения, они начинают понимать некоторые эмоции, не только свои, но и чужие, это очень важно при общении. Через собаку это очень хорошо видно, потому что нет той зажатости, которая происходит при общении с себе подобными. Особенно когда это взрослый человек, которому всю жизнь было тяжело общаться, он уже испытывает стеснение и страх. А общаясь через собаку, мы это все снимаем, смягчаем.

Здесь можно провести параллель. Когда мы приходим в любое незнакомое место, например, на крупное мероприятие, где много важных людей, нам же тоже тревожно и страшно. Я обычно всегда переживаю. Но если я беру с собой собаку, мне уже ничего не страшно. Когда ты входишь в комнату, все сразу: «Ой, собачка!». Мгновенно меняется атмосфера, и на меня уже смотрят иначе, и мне легче общаться с людьми. Какой бы человек по социальному уровню ни был, на какой бы ступеньке ни стоял, при общении с животным он становится таким, какой он на самом деле есть, а вот при общении с человеком он занимает ту позицию, которая для него сейчас необходима. Когда ты общаешься с собакой — неважно кто ты, депутат или уборщица. Конечно, некоторые умеют скрывать свои эмоции.

Получается, собака — некий проводник?

Ну да, такая «прокладочка» между людьми, позволяющая найти какие-то точки соприкосновения. Например, они начинают говорить про собаку. Это очень четко прослеживается, когда мы приезжаем в пансионат для пожилых сети «Опека». Человек, когда стареет, становится несколько занудным или наоборот очень молчаливым, замыкается в себе. Пожилые люди, как правило, находясь в условиях закрытого пансионата, перестают общаться. А здесь они выходят на контакт через собаку. Восклицают: «Собаченька!» Рассказывают: «А вот у меня была собака в таком-то лохматом году», -— и между собой начинают общаться, иногда на позитивной ноте, иногда, наоборот, завязывается спор. То есть они начинают о собаке, а продолжить уже могут про космос. Собака — это как искра, которая помогает разгореться беседе.

А были ли случаи в работе, которые особенно запомнились своей положительной динамикой?

Всем хочется услышать, что кто-то прозрел (смеется). У каждого на самом деле есть своя история, их очень много. Но это всегда очень долгий, размазанный во времени процесс. Ярко изменения видны на детях, которые учатся читать с «КниГАВ», и на тех родителях, которые их приводят. Очень многие приходят со скепсисом, мол, ну пусть там с собачкой посидит, поиграет. А спустя несколько занятий родители делают круглые глаза и говорят: «Надо же, это работает. А ребенок мне сегодня взял и книжку принес». Это общий такой яркий момент, когда дети начинают раскрываться, а родители, так как не задействованы в процессе и наблюдают со стороны, видят только конечный результат, поэтому для них это кажется каким-то чудом. Просто собачка, а вдруг такие результаты.

Кстати, родители начинают очень сильно обращать внимание на себя. Не все, конечно, но очень многие, особенно бабушки, когда заполняют после курса анкеты, пишут: «Я поняла, как нужно себя вести с ребенком и организовывать домашнее чтение. Я не буду больше прерывать его, говорить, как он медленно или, наоборот, быстро читает». Это для них такое прозрение, хотя мы с ними напрямую не работаем. Если родитель готов дома поддерживать позитивную атмосферу во время чтения, результат, конечно, закрепится. Не все готовы на это, иногда все возвращается на круги своя.

Многие действительно скептически относятся к терапии с животными и с собаками в том числе. Почему?

Все новое всегда воспринимается с опаской и скепсисом. Что касается собак, у нас в стране СМИ показывают в основном что-то плохое, сюжеты про нападения, например, поэтому и социальная напряженность по отношению к собакам повышена. Потребуется много времени, чтобы вывести канистерапию на новый уровень. Иппотерапия (метод реабилитация с помощью верховой езды и общения с лошадьми) почему-то спокойнее воспринимается, она больше всем известна, хотя канистерапия по организации намного доступнее — воспитать и содержать собаку проще.

Вы запустились в 2007 году, тогда вообще никто не знал про практику работы с собаками. Поддержка от города или государства была?

Наверно, все было то же самое, как и сейчас, просто сегодня нас уже больше, и нам проще о себе рассказать и презентовать нашу работу нежели в 2007 году, когда нас было всего три человека. Вся поддержка, которую мы получаем, — наша заслуга. Я пишу заявки на гранты, ищу конкурсы, получаю таким образом финансирование. От города только обещания и красивые слова.

Например, нам до сих пор не удается получить необходимое помещение от города для создания своего центра. Брать что-то в аренду мы финансово не можем, это огромные растраты. Мы пытаемся сохранить доступность услуги канистерапии, не переводя ее в монетизирование и не беря деньги с населения. Конечно, у нас есть запросы на платные занятия, но я понимаю, что их все равно будет не очень много, и денег на аренду своего помещения не хватит. Город крайне неохотно выделяет площади в социальную аренду а, все-таки учитывая специфику нашей работы, мы не можем взять просто комнату в общем коридоре, нам нужно отдельное место с отдельным входом и желательно побольше, чтобы проводить групповые занятия. Обещают выделить, но пока ничего подходящего нет.

Вы упомянули про гранты. Что нужно сделать, чтобы получить финансирование?

Сейчас мы получаем финансирование от Фонда президентских грантов. Это большая трудоемкая работа. В фонде три раза в год стартуют конкурсы, нужно написать проект, проработать его, расписать цели и задачи, программы, сотрудников, мероприятия, бюджет. Именно в Фонде президентских грантов организаторы сделали все очень удобно и понятно, они проводят кучу вебинаров, запускают обучение. Мне кажется, только ленивые сотрудники не получают гранты, потому что, если подойти к этому вопросу хорошо, уделить этому достаточно времени, проблем не будет. У меня на написание одного гранта уходит месяца полтора ежедневной работы. Все нужно продумать, чтобы это работало, чтобы люди, которые вообще не разбираются в этом, поняли о чем я. Сейчас мы существуем за счет гранта и за счет частных пожертвований, их, конечно, очень мало, потому что, думаю, людям хочется помогать кому-то конкретному: ребенку, взрослому, приюту, собаке, — а у нас получается мы и там, и сям. Все эти пожертвования идут на административную деятельность: мы платим налоги, нам нужно содержать сайт, покупать амуницию собакам, где-то проводить встречи — то есть на такие бытовые вещи, на которые люди жертвуют очень неохотно.

Расскажите про вашу команду?

Это и волонтеры, и штат специалистов, которые когда-то были волонтерами, но с развитием проекта и грантовым финансированием они плавно перетекли в сотрудников. На их место приходят новые ребята, которые не всегда имеют отношение по своей профессии к педагогике или психологии, проходят обучение по основам канистерапии и начинают выезжать вместе с сотрудниками. Не всегда у последних есть собаки. Например, наш психолог отлично работает с чужими питомцами в тандеме с волонтером. У них в этом плане много преимуществ, потому что они могут брать в работу сразу несколько человек, проводить групповые занятия и уделять достаточно внимания каждому. Всего у нас 31 волонтер, основной костяк — это человек 15. Остальные менее задействованы, кто-то помогает с фотографиями, например, кто-то не может выезжать постоянно, поэтому появляется только на открытых, разовых мероприятиях, потому что собака не работает регулярно. Для активной работы волонтер должен выезжать с собакой минимум 2 раза в месяц.

Почему вы решили заниматься канистерапией?

Меня не раз об этом спрашивали, и я все пыталась вспомнить… у меня есть медицинское образование, 10 лет назад я завела лабрадора, вообще вся моя жизнь связана с собаками. Мой сын стал ходить в садик, а у меня появилось свободное время, которое я хотела использовать. Я никак не могу вспомнить, откуда я узнала про канистерапию, но откуда-то узнала, написала, меня позвали волонтером, я потихоньку начала включаться в работу, ездила в центр города на двух транспортах.

В принципе, это включение в канистерапию определило мою дальнейшую судьбу, потому что медиком может я и была хорошим, но как-то с медициной у меня не сложилось. Сейчас я заканчиваю институт Герцена кафедру коррекционной педагогики, прошла курсы повышения квалификации по канистерпии в Москве. Можно сказать, что моя собака изменила всю мою дальнейшую жизнь. В 2014 году мы стали официальной организацией, а в 2017 я волею судеб, заняла место руководителя. Я стараюсь привлекать в эту профессию как можно больше новых людей и дать им возможность реализоваться. Мне нравится мое дело. У меня трое детей и семья в приоритете. Но для любимой работы тоже есть время. Я с радостью иду на занятия или сажусь за рабочий компьютер. Примерно так же спешит на работу моя собака Лэйла, всегда радостно виляя хвостом, и если бы у меня был хвост, я бы им тоже повиляла.

Через две недели я приехала в пансионат сети «Опека» на Выборгском шоссе, где бабушки и дедушки уже ждали волонтеров с собаками. В светлом холле появилась Полина с брабантским гриффоном Фионой и Катя с золотистым ретривером Аресом. Собаки нетерпеливо крутились вокруг хозяек, пока в зале рассаживались пенсионеры.

— Мы стараемся почаще выезжать в пансионаты, — рассказывает Полина, — Пока выходит где-то раз в две-три недели. Основной наш пансионат — это «Опека» рядом с Финляндским вокзалом. Здесь мы в первый раз.
— Сколько лет вы с Фионой в канистерапии?
— Три года.

Когда Катя и Полина начинают по очереди подходить к бабушкам и дедушкам, зал преображается — молчаливая комната, в которой изредка вспыхивали разговоры, наполнилась смехом и восклицаниями.

— Ой, какая! — все разводят руками, когда Фиона встает на задние лапы, изображая «зайчика».
— Хороший мальчик, разыгрался, — смеется старушка, поглаживая Ареса.
— Лапушки какие.

— А сколько раз в день вы с собачкой гуляете?
— Два раза в день.
— Как и мы, — все смеются.

После «обнимательного» обхода собаки показывают для проживающих небольшое представление: Фиона крутится, бежит змейкой, Арес встает «зайчиком», дает большую мохнатую лапу. После шоу собаки снова подходят к счастливым бабушкам и дедушкам, ластятся, тычутся холодными носами в сухие, исписанные морщинами руки.

— Можете погладить, не бойтесь.
— Да я и не боюсь, — отвечает бабушка, рядом с которой играется Арес, — Я же плохо вижу.
— Не переживайте, у него голова большая, не промахнетесь.

Примерно через час Полина замечает, что собаки устали, стали менее внимательными, часто отвлекаются. Это нормально — во время занятий питомцы отдают людям всю свою энергию.
Дарят ту самую искру.

Фотограф Арина Горшенина